Неточные совпадения
«Женщины! вами вдохновлен этот труд, — проворно писал он, — вам и посвящается!
Примите благосклонно. Если его встретит вражда, лукавые толки, недоразумения — вы поймете и оцените, что водило моими чувствами, моей фантазией и пером! Отдаю и свое создание, и себя самого под вашу могущественную защиту и покровительство! От вас только и ожидаю… „
наград“, — написал он и, зачеркнув, поставил: „Снисхождения“.
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»), при мне вели между собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или не следует
принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил к празднику никакой
награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился, оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
— Такую, ваше превосходительство,
награду изволите давать, что и
принять не смею! — проговорил он.
Он вел все переговоры с людьми, которых бабушка иногда почему-нибудь не могла
принять; устраивал ее бесчисленных крестников и вел все безотчетные расходы по выдаче
наград состоявшим на пайке губернским и уездным чиновникам.
Камердинер не без основания
принял эту предосторожность: молодой барин часто обещал ему разные
награды, а потом как будто бы случайно и позабывал о том.
Лицо генерала мгновенно
приняло несколько более благоприятное выражение. Он вообще высоко ценил в людях всякого рода
награды от начальства.
— Уста мои немеют от наполняющей душу мою благодарности за этот знак почета, которым вы, ваше величество, хотите отличить меня… Но, к прискорбию моему, не смею и не могу
принять жалуемой мне вашим величеством
награды… — низко поклонился аббат.
Конец бумаги заключал в себе объявление, что Последний Новик бежал и с того времени скитался по разным землям, ныне же оказался в Чуди у раскольников, похваляется быть сыном царевны Софии Алексеевны и возжигает против законной власти новые мятежи народные. В указе назначалась большая
награда тому, кто поймает его и представит первому местному начальству, которое обязано было, сличив пойманного с означенными
приметами, немедленно казнить отсечением головы.
— И с нами, государь! Везде присутствует Дух Его. Посылку твою
приму я, как драгоценную
награду: она зажжет в старике пыл молодости и укрепит мою руку. Первая голова вражеская падет от нее за Москву, вторая — за детей и братьев твоих, а моя — сюда скатится, за самого тебя!..
Вредное и пагубное. Вашество! Вчера я случайно узнал, что
наградами, которые я получил к Новому году, я обязан не моим личным заслугам, а моей жене. Служба моя у вас, конечно, уже невозможна, и я прошу о переводе.
Примите уверение в моем к вам презрении и проч. Такой-то.
— Но я все-таки хочу вознаградить тебя, — продолжал князь. — Я решил отдать тебе то, чего нет для меня дороже на свете… От тебя будет зависеть
принять, скажу более, заслужить эту
награду, я же хочу сказать, что даю тебе на это согласие и большего обещать не могу!..
Служил-служил Андрей Тихоныч, пряжку беспорочную выслужил, титулярного получил. Человек смирный, покорный, безответный, каждое слово начальства, ровно слово из Неопалимой Купины,
принимал. Оттого и начальство его возлюбило: каждый год Андрей Тихоныч получал наградные из остаточных сумм. От тех
наград да от крупиц, что от казенной соли перепадали, составился у Андрея Тихоныча капитальчик тысяч в пять ассигнациями.
У рыцарей и дам при дерзости такой
От страха сердце помутилось;
А витязь молодой,
Как будто ничего с ним не случилось,
Спокойно всходит на балкон;
Рукоплесканьем встречен он;
Его приветствуют красавицыны взгляды…
Но, холодно
приняв привет ее очей,
В лицо перчатку ей
Он бросил и сказал: «Не требую
награды».
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начались разговоры о
наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия
примет нашу сторону.